Весной 2019 года в офис Русского клуба г. Тампере пришел местный житель пенсионер Владимир Хюрёнен и принес ксерокопии писем советских военнопленных, которые попали к нему несколько лет назад.
Мы решили опубликовать отрывки из этих писем не столько в надежде узнать о судьбе их авторов, сколько в желании внести очень частную и личную интонацию в рассказ о той части российско-финской истории, о которой не слишком охотно говорят как в России, так и в Финляндии. В этих письмах ужас не столько плена, сколько войны как таковой, когда самые обычные люди вынуждены обустраивать свою жизнь в мало пригодных для этого обстоятельствах.
Всего в переданном в Русский клуб архиве копии 18 писем: 15 писем военнопленных и три письма жительницы Петрозаводска, чей муж находился в финском плену.
Письма военнопленных написаны в период с июня 1943 года по (предположительно) октябрь-ноябрь 1944 года.
Авторы писем – Роман И. Балтушкин, Гриша Дороднов, Петр Старцев, Анатолий Фигуровский, Николай Никитенко и Владимир Клопов. В письмах упоминаются имена и других военнопленных: Данилин Андрей, Фролов, Степанов Василий, Сыроегин Василий, Кержанов и Наумов Степан Яковлевич.
На единственном сохранившемся конверте хорошо читается адрес: Väinö Jaakkola, Harjavalta Piirisairaala.
Харьявалта, где долгие годы работала психиатрическая больница, находится в регионе Сатакунта в 30 км от Пори и в 110 км от Тампере и Турку. Самый известный лагерь военнопленных, действовавший в этих местах еще с 1930-х годов, – это лагерь для «политических военнопленных» № 1 в Кёюлиё (Köyliön sotavankileiri). Его подразделением и был лагерь Сякюля, о котором упоминается в письмах.
Таким образом, единственный адресат всех писем Вяйнё Яаккола, «многоуважаемый друг и товарищ» «Яккола», «Яша» или «Вайно», скорее всего работал в больнице в Харьявалта, куда попадали военнопленные из лагеря Сякюля. Письма написаны по-русски, и это означает, что Вяйнё каким-то образом знал русский язык.
Балтушкин и фотографии
Роман Балтушкин пишет «другу Яккола» письма от себя и своего друга Андрея Данилина, с которым они работали у Vihtori Luoma в местечке Хонкайоки.
Вместе с ними работал их товарищ Фролов, а всего в группе военнопленных, оказавшихся в 1943 году в Хонкайоки, было 7 человек.
В первом письме, датированном 13.06.1943, Роман Балтушкин пишет: «Спешу сообщить тебе, как мы живем. Мы живем очень хорошо. Живем в деревне, работаем у крестьян. Кушать хозяева дают, сколько скушаешь. Картофель, пура, молоко, масло, хлеба».
В письме от 24.06.1943: «Мы живем хорошо. Здоровье хорошее. Кушаем досыта. Андрей – 80 килограмм, Балтушкин – 75 килограмм. Работаем хорошо. Хозяева нас любят и уважают».
Третье письмо датировано 19 октября 1943 года: «… мы живы и здоровы. Живем хорошо, на старом месте. Фролов заболел, его отправили в лагерь. Он наверное, теперь у вас… Приезжай к нам в гости навещать нас».
Отличительная особенность писем Романа Балтушкина – это длинный перечень приветов «доктору Выбури», медсестрам и санитарам, «звать забыли как», и неизменное «большое спасибо за лечение».
Милым сюжетным стержнем трех писем, написанных в трагический ситуации войны, становится настойчивая просьба Романа прислать фотографии, «которые ты не давал в Харивалта», и те, «которые сделала сестра Порре, когда мы уезжали».
Фотографии друг Яаккола отправил сразу же в июне, но только свои. Так что во втором и третьем письмах Роман Балтушкин снова напоминает о фотографиях сестры Порре. Получил ли он их?..
«Передай привет от Володимира, Гриши и Пети…»
Вторая группа военнопленных, переписывавшихся с Вяйнё Яаккола, работала в «местечке Маску, от Турку в 18 километрах». Очевидно, речь идет о муниципалитете Маску в регионе Юго-Западная Финляндия (Varsinais-Suomi).
Здесь работали Григорий Дороднов, Владимир Клопов и Петр Старцев. Имя хозяина и его возможный адрес указаны в одном из писем Старцева: «Александр Себери, Маску, Конканен».
В этой же группе был Василий Степанов, но потом его «перевели в другое место», так что информации о нем у друзей не было.
А вот Вяйнё весточку от Степанова получил. На маленьком листе карандашом написано всего несколько слов: «Вайно. Дорогой друг я уехал в лагерь. До свидания. Жду от тебя письма кирья. В. Степанов». Никаких упоминаний о дальнейшей судьбе Василия Степанова в письмах нет.
Впрочем, предположить, что ожидало военнопленных в лагере зимой, нетрудно. Достаточно прочитать письмо-«прошение» к Вяйнё от Гриша Дороднова, в котором он просит помочь остаться на зиму работать «у дедушки»: «Я клянусь, с большим усердием буду исполнять всю работу, которую только можно… Якола, пожалуйста, попроси от меня, спаси мою жизнь, иначе в лагере мне зимой погибать. Попроси дедушку и передай ему, что я буду как сын его и буду все исполнять с большим усердием».
Даты на письме нет, но хочется надеяться, что Вяйнё помог и что в письме «многоуважаемому другу и товарищу Вяйно Яккола» от 19 декабря 1943 года описывается житье именно у этого «дедушки»: «… мы находимся трое вместе – Володя, Петя и я, Гриша, – у одного Барона, работаем по хозяйству. Ну живем ничего, но и не хорошо… Молотим «евонный» хлеб молотилкой. Работа нелегкая, но кушаем ничего. Но, одним словом, живем хорошо, кушать хватает».
Спустя какое-то время работать у «Барона» остались только военнопленные Клопов и Дороднов. Сначала из-за болезни попадает в больницу Петр Старцев («у меня пробита нога осколком железа»), а потом уезжает в лагерь Владимир Клопов, о чем он сообщает «дорогому другу Вайно» в записке.
О судьбе Петра Старцева известно чуть больше. После больницы он опять попал в лагерь: «Я сегодня хотел сходить к врачу показать свою ногу, но сержант не пустил. Я с ним поругался и не вышел на работу. Но он дает мне легкую работу, чтобы я только не лежал в бараке».
В двух письмах Петр подробно описывает свое прощание с друзьями: «При отъезде Григорий очень плакал, меня даже это поразило, как маленький ребенок, бросился мне на шею. Да, расставание было очень тяжелое. Мне и сейчас тяжело».
Петр, похоже, был неплохим мастером-ювелиром: в письмах из Маску постоянно ведется разговор о кольцах и браслете, которые Петр сделал в подарок своему финскому другу. Сам же он просит прислать ему «табаку кессу, а папирос не надо». Табак Вяйнё прислал.
«Поздравляю с окончанием войны»
В лагере Сякюля содержались военнопленные из числа младшего и старшего офицерского состава. Для них не было обязательной трудовой повинности, но именно работа на местных фермах помогала выжить. Об этом пишет «Яше» офицер (?) Анатолий Фигуровский: «Хозяин /Kusta Lehtinen/ хороший, работаю всего 5 дней в неделю… Мы здесь живем двое, еще один лейтенант молодой паренек».
Написано письмо, скорее всего, в конце сентября 1944 года, поскольку начинается оно с поздравления «с окончанием войны». Анатолий приглашает друга «Яшу» в гости: «Посидим, поговорим». Однако в письме, написанном «знакомой Анатолия» где-то после 1 октября, сообщается, что «весь командный состав на днях отправят в Lapiranta, где переоденут и потом отправят на Север Финляндии». Что было дальше? Неизвестно.
Три письма из «архива Вяйнё Яаккола» написаны жившей в Петрозаводске Натальей Степановной Наумовой.
Первое из двух писем мужу Натальи Степану Яковлевичу Наумову датировано 1 февраля 1943 года, там же указан и адрес: Петрозаводск, ул. Кузьмина, д. 5, кв. 2.
Наталья пишет, что через Красный Крест узнала о том, где находится ее муж, и теперь собирается хлопотать «через вашего начальника лагеря и вашего врача», чтобы ей разрешили приехать. В письме к Вяйнё Наталья просит посодействовать, «… чтобы отпустили бы его /мужа/ домой на поправку».
О своей жизни в Петрозаводске Наталья пишет весьма буднично: «Кланяется вам ваша жена Наталья Степановна и дочки Роза и Валя. Во первых строках моего письма я сообщаю, что живу по-старому. Ребята живы и здоровы. Роза ходит в школу. Я сама работаю на хлебзаводе… Дома пока все благополучно».
Балтушкин, Данилин, Дороднов, Старцев, Наумов, Клопов… Что стало с этими людьми? Мы не знаем.
Их имен нет ни в списках погибших военнопленных в 1941–1944 годах в Национальном архиве Финляндии, ни в обобщенном банке данных «Мемориал». Значит, эти люди выжили? Мы не знаем.
Возможно, после окончания войны они вернулись в Советский Союз. Вернулись, чтобы попасть в новый, уже советский лагерь? Или же Судьба решила, что свою чашу испытаний они испили до дна, и подарила им хотя бы несколько лет действительно счастливой жизни? Мы не знаем.
Мы можем только помнить о них. О тех, кто писал в своих письмах из плена: «Остаемся живы и здоровы, того и вам желаем. Желаем хорошей жизни и хорошего успеха».