Подавляющее большинство читателей «Финской Газеты», откликнувшихся на опрос, ответили отрицательно на вопрос «Должна ли Финляндия принять дополнительное количество беженцев из Афганистана?» На категоричное «нет» в размере от 81 до 94% не влиял ни возраст, ни регион проживания. Полный унисон.

Этот опрос и его результаты мне лично напомнили ситуацию с планами привезти в Нижний Новгород детей из истерзанной к тому времени Чечни. Дело было в самом начале второй чеченской кампании. Год примерно 2000. И один из каналов местного телевидения выходит в вечерний новостной эфир с опросом: «Вы согласны с приездом детей чеченских террористов на отдых?» Ответ был ожидаем. Примерно такое же категоричное «нет». Но тогда областью управлял хороший человек Иван Скляров и он отдал распоряжение не мешать планам с отдыхом детей. Более того, для них был выделен один из самых лучших лагерей, а воспитатели приняли решение не изолировать их в отдельный отряд. А вот журналистам, по распоряжению Ивана Склярова, доступ в лагерь был ограничен. И когда журналистов все-таки привезли в лагерь, они не смогли отличить нижегородских ребят от тех, кто приехал из Чечни.

Через несколько лет, уже с моим участием, в Нижний снова из Чечни приехала на реабилитацию группа глухих детей. Их было чуть больше десятка и у всех причиной глухоты были стрессы, согласно выводам нижегородских медиков. Пока те ребята жили в Нижнем, уже никто не задавал вопросы, почему им надо помогать. А когда они уезжали, один из мальчиков, прощаясь, сказал знаками, что он полюбил Нежный Новгород. Не Нижний, а Нежный… И это было самым главным результатом для меня. Я прожила в Нижнем двадцать лет и он был моим любимым городом. Мне хотелось, чтобы и другие люди любили его.

Талибы и Кабул

15 августа талибы без боя вошли в Кабул. Президент Гани спешно покинул страну. Оказалось, что он вывез с собой и часть валютного запаса Афганистана.

А в это время в одном из кафе Кабула со своими друзьями сидела Эсин (имя, конечно, изменено по соображениям безопасности для девущки, которая работала в одной из организаций с европейским финансированием).

Эсин написала мне вчера: «15 августа выпало на воскресенье. Я гуляла и болтала со своей подругой в западной части Кабула. У одного из банков неожиданно увидели толпу людей. Они почему-то хотели снять все деньги. Но в остальном тот день казался обычным. Мы зашли в кафе и начали обсуждать свои стипендии на учебу. И тут мне позвонил папа: «Срочно возвращайся домой. В Кабуле талибы». У меня был шок. Как это возможно? Как они смогли захватить город? Всего лишь несколько минут назад у нас была нормальная жизнь. Это было невероятно. Мы тотчас же ушли из кафе».

Эсин родилась на севере Афганистана. В своем родном городе она занималась правами человека и гендерными вопросами. В организацию, с которой она сотрудничала, девушка пришла несколько лет назад и к 22 годам она получила должность руководителя правозащитного направления в работе организации.

Эсин говорит: «Когда я услышала, что мой родной город захвачен талибами, я не могла заставить себя перестать плакать. Город, в котором я выросла, по которому гуляла, бегала, в котором смеялась и плакала, развлекалась с друзьями, в котором ходила в школу и университет, в котором начала работать, исчез для меня. Я утратила свой город, но оставалась надежда. Ею был Кабул. Для нас Кабул был не только центром власти, политики и экономики. Он был городом любви, мечты и какой-то тайны».

После прихода талибов к власти Эсин осталась в Кабуле. Соседи позвонили ее родителям и предупредили, что талибы приходили на улицу, где они живут: расспрашивали об отце Эсин, хороший ли он мусульманин. Те ответили, что не сомневаются в этом: в мечеть ходит, молится. Но талибы знали чуть больше об Эсин: «как же он может быть хорошим мусульманином, если отпускал свою дочь одну в поездки…» Эсин говорит: «Я ездила одна по работе, которая была связана с поездками по всему региону».

Эсин рассказывает: «С того воскресенья я дома. И мне нечего делать. Я просто лежу и смотрю в потолок. На пятый день я решилась дойти до магазина рядом с нашим домом. Я долго выбирала во что мне одеться и с кем мне пойти. Лучше бы я не выходила. Моя улица была совершенно не похожа на ту улицу, которой я ее знала. На ней больше не играли в футбол дети. По ней не шли девушки и женщины в красивых платьях. Больше не играла музыка. И вообще не было слышно ни одного человеческого голоса. Я встретила только двух странных мужчин (талибов), длинноволосых и в одежде зеленого и сиреневого цвета. Они стояли у машины, которая еще недавно была полицейской. Но флаг на ней был уже другой. Они смотрели на меня как будто бы я была пришельцем. Возможно, я действительно была пришельцем в тот день.»

Шамсия и ее искусство

Шамсия Хассани была первой художницей Афганистана, которая вышла за стены университета Кабула и стала заниматься стрит-артом. А еще она была профессором университета. Я давно следила за ее работами в Инстаграмме: они были очень яркими. После 15 августа аккаунты Шамсии перестали обновляться. Я написала ее менеджеру Шаху Нури. И он ответил: «Спасибо за вашу обеспокоенность. Шамсия в безопасности. Она смогла покинуть Афганистан, но ее состояние не позволяет ей ничего планировать».

Но через несколько дней Шамсия вернулась к краскам. Только ее героиня осталась единственным ярким цветным всплеском в глубине темного непонятного мира.

Эсин на днях получила сообщение из офиса своей организации. Ей предлагают вернуться к «исполнению обязанностей». Но сотрудники, которые бы занимались правами человека и гендерного равенства, в новой реальности Афганистана остались в прошлом.

Эсин рассказывает: «На встречу онлайн местного руководства организацией были приглашены все, кроме женщин. Они не забыли пригласить бухгалтера, но ни одна женщина, которая раньше занимала высокую должность не была приглашена». А по итогам того совещания Эсин получила рекомендации к ее внешнему виду: она должна носить хиджаб или бурку, она должна находиться в отдельной комнате, и «никаких передвижений во время перерыва на ланч: вся еда будет доставляться охранниками».

Эсин рассказывает мне: «Я скучаю по Кабулу, каким он был до 15 августа. Я скучаю по себе, какой я была до 15 августа. Не только Кабул стал странным городом, но я и стала другой. Я не знаю этот Кабул. Я не знаю эту сегодняшнюю версию себя. Все изменилось так быстро и я до сих пор не могу поверить в это. Люди где-то все еще наслаждаются своими отпусками, а мы в Афганистане идем через этот ужас. И в этом ужасе я испытываю то, что никогда раньше не чувствовала. Я ощущаю бессилие: я ничего не могу сделать, чтобы помочь себе и другим. Я чувствую, что все кругом врали нам. Я чувствую, что все покинули нас, даже Аллах. Я верю в святость Аллаха, но этот мир так несправедлив. Я хотела бы, чтобы мир был иным и хоть немного добрее к нам. Я надеюсь, что сопротивление победит. Это — единственный свет в это темное время».