Когда бедняга Пандора распахнула не принадлежащий ей сосуд, откуда вылетели всякие гадости, она, совершенно разумно испугавшись, обнаружила, что осталась на донышке только надежда.

Смотря на наше радостное время, приходишь к выводу: за тысячелетия, прошедшие с тех пор, как придумали эту историю умные ребята греки, мы мало чем от них отличаемся. Сначала со всей дури шмякнемся в лужу назло мужу, отморозим уши назло папке, а потом начинаем пугливо надеяться, мол, пронесет. Но ящичек Пандоры открываем с незавидным упорством и постоянством. С дикой какой-то уверенностью, что уж в этот-то раз точно мужу или папке достанется, а лично мне, такому замечательному, «ничо и не будет».

Лужу и отмороженные уши мне напоминает взаимная санкционная истерия. Любое действие подразумевает (или должно бы подразумевать), что на него будет дан ответ. Рассчитывать на то, что нехорошая сторона, против которой хорошие мы придумали очередное «ай-яй-яй», испугается и резко изменит свое поведение, попутно посыпав голову пеплом, а мы будем с нравоучительным презрением смотреть на «ихние» попытки вернуть себе человеческое достоинство, на мой взгляд, опрометчиво. «Два дурака сходилися – друг на друга дивилися: эка де невидаль», — это я в Архангельске услышал, там ребята в выражениях не шибко стесняются.

Кстати об Архангельске. Они там вдруг с мурманскими подружились, забыли старые обзывалки. Так вот, они там вдруг вспомнили, что в их Баренцевом море англичан много. В смысле – на кораблях. В смысле – рыбу ловят. Имели, между прочим, полное право: согласно соглашению «О рыболовстве», заключенному в далеком и худо-бедно мирном 1956-м году,  рыболовным судам, приписанным к портам Соединенного Королевства, было предоставлено право заниматься рыбным промыслом в водах Баренцова моря вдоль побережья Кольского полуострова…, вдоль материка к востоку от мыса Канин Нос …, а также вдоль побережья острова Колгуев, за пределами трех морских миль от линии наибольшего отлива как на материке, так и на островах; этим судам предоставляется также право свободно плавать и становиться на якорь в этих водах». Ловили себе рыбаки пикшу с треской, поднимали британское народное хозяйство, и, между прочим, до сих пор вроде как ловят. Но не забываем про Пандору с ящиком: «А не пора ли вам, граждане, искать себе другое место для рыбалки? – говорят в Архангельске. – У нас тут у самих прикормлено. Мы у ваших берегов рыбу не ловим – так что давайте, ребята, подальше с пляжа». Почесали в затылке: «А давайте-ка мы этот непонятный договор нафиг отменим. Иначе что получается: эти нам – санкции, а мы им – и рыбку съесть, и все остальные прелести? Не-а. Отменяем. Или, как его, денонсируем. Хрен им с пикшей».

Помнится, по тому же Баренцеву морю в свое время ходили союзные конвои – вместе тогда спасали Европу и мир от всякой нечисти. Прошло несколько десятилетий, и нечистью стали считать друг друга. А такие были возможности оставаться людьми.

Это касается отношений с большинством стран Европы. Сколько возможностей уже упущено, причем в каком-то истерическом, самозабвенном угаре. Кому легче стало? Хоть чему-то друг друга научили? Может, когда-нибудь образумимся? Вспоминаем старушку Пандору: на дне ящика оставалась надежда. В некоторых вариантах ее обозначают как «тщетная надежда». Зная нашу способность морозить уши назло папке и усидчивость в лужах, вполне обоснованное обозначение. Хотя…

Петр Давыдов